Она молчала об этом всю жизнь. А когда она умерла, я нашла ее дневник, где были описаны ее чувства о самой большой утрате и трагедии всей ее жизни.
Моя бабушка пронесла эту боль, которая осталась от её любви, через все тяжелые и долгие года… «Если тебе довелось любить, — писала она, — люби. И не отказывайся от этого, сколько бы лет тебе ни было».
Она родилась и выросла в Севастополе. Послевоенные годы были везде несладкими, но разве можно назвать жизнь тяжелой, когда тебе – всего пятнадцать, у тебя есть легкое воздушное платье, свой дом и сад, усыпанный яблоками и грушами, и длинные вечера на берегу Черного моря, пропитанные солнцем и жадным, соленым, первым поцелуем?
Оля, моя бабушка, не рассказывала о том, как она познакомилась с ним. Она даже имени его никогда не называла. Кажется, его звали Владимиром. Он был на несколько лет старше её, и носил красивую форму, как и все студенты морского училища.
Она писала лишь о своих чувствах после волнительных прогулок и первых робких поцелуев под утомленным горячим солнцем Крыма. Он называл её жемчужиной, своей жемчужиной, которую ему удалось достать со дна.
Семья Владимира жила в Москве, и Оля мало верила, но все же надеялась, что он заберет её с собой в столицу после того, как закончит учёбу.
Оля не знала, что её ждала первая и последняя в жизни настоящая любовь.
Родители моей бабушки не верили пылким словам ухажера, даже когда тот пришёл в отглаженной форме просить Олиной руки. «Нет!, — кричала Олина мать, — вы все такие, в каждом городе вас будет ждать такая Оля, ждать и страдать». Отец Оли молчал, но хмурился.
Их роман длился два года, и Оля вот-вот должна была закончить школу, а Владимир – училище. Когда все экзамены были сданы, он отправился в Москву, чтобы привезти своих родителей. «К вам приедут сваты, — плакала Оля, — это всё правда, вы поймете». Но никто не приехал ни через неделю, как обещал парень, ни через месяц.
Счастливое лето Ольги закончилось в 1950 году, вместе со школой и первой любовью. Ближе к осени её семья переехала в центральную часть России, где Оля поступила в Университет, в котором готовили будущих учителей.
Не могу сказать, как её робкая и тонкая девичья душа пережила предательство Владимира и непонимание родителей, но, через несколько лет её любовь осталась лишь жарким воспоминанием о морском детстве. Так она писала. Конечно, следующим летом она отправилась в свой родной городок, чтобы отыскать хотя бы какой-то отголосок объяснений, почему Володя не приехал, но никто ничего не знал.
Какие-то общие знакомые говорили, что парень остался в Москве на службе, но ни адреса, ни телефона ни у кого не было.
Оля, оправившись сердцем и душой, начала совсем другую жизнь. Учеба у неё ладилась, и на последнем курсе университета она вышла замуж за своего однокурсника Сергея. Через три года на свет появилась моя тётя, а ещё через пару лет и моя мама.
В семье предпочитали замалчивать тему Олиной любви, но каждый раз девушка вздрагивала, когда видела на улице кого-то в морской форме. Отдыхать все ездили в Коктебель, к Олиной тёте, избегая своего прежнего городка. Но Оля была этому только рада.
Своему мужу она как-то рассказала, смеясь, о том, как поверила «морячку» и чуть было не утопилась, и Сергей обнял её, ответив, что не пережил бы, если бы она стала такой, как «Бедная Лиза».
Шли дни, месяцы и годы. Они перебрались в Москву и были обычной семьей, с трудностями и радостями… Получили квартиру, Олина старшая дочь вышла замуж и родила сына, Ольга учительствовала в одной из столичных школ и с гордостью примеряла на себя звание «бабушки», хотя и было ей тогда всего 47 лет. Трагедия обрушилась на Ольгину семью внезапно и обезоруживающе – от инсульта умер её отец. А вслед за ним и матери не стало.
Через полгода Ольга решила продать родительскую квартиру и купить домик. Там, в Севастополе… Сергей ещё не был посвящен в эти планы, но женщина была уверена: он не откажется, когда узнает. Ведь так прекрасно проводить летние отпуска на своей даче на черноморском побережье.
Ольга перебирала вещи на стеллажах и наткнулась на синий чемодан. Замок на нём едва застегивался. Справившись с ним, Ольга выронила тяжесть из своих рук. По полу, точно мертвые птицы, разлетелись десятки, сотни писем… Ольгино сердце – ещё то, девичье, — едва выдержало, когда она увидела, от кого были эти письма и кому они предназначались.
«Здравствуй, жемчужина моя, — раскрыла она первое письмо, — я ищу тебя уже столько лет, почему я не могу найти тебя? Я представляю, что ты подумала, когда я не вернулся в то лето.
Похороны отца выбили всю нашу семью из колеи, и мама одна не справлялась. Я вернулся в сентябре, но вы уже уехали куда-то. Жемчужина моя, я обязательно тебя найду!» Ольга вздрогнула и взяла следующее письмо.
«Оленька, дорогая, мама готова с тобой познакомиться и сестренка Вера очень рада, все нас очень ждут! Я пока не могу приехать – отец много дел оставил, но я уже купил билеты на сентябрь. Дождись меня, любовь моя. Черкни пару строчек в ответ». Ольга хотела заплакать, но никак не могла…
«Здравствуй, Ольга, — следующее письмо было намного короче, чем предыдущие, — Пишу тебе на новый адрес очередное письмо. Оно точно дойдет до тебя. Не может не дойти. Что ж, поздравляю с замужеством. Я пока с этим не тороплюсь, но раз ты так решила, значит, это вернее…
Соседи сказали, что вы переехали в Москву. Но ты теперь замужняя дама, не могу предложить тебе увидеться. И меня, наверное, уже не помнишь. Но не могу тебе не написать, что думаю о тебе каждый день. Прости. Навечно твой, Владимир».
Ольга села на пол и выронила из своих рук эти листочки, пожелтевшие от времени. Она не помнит, сколько тогда проплакала, и сколько у неё оставалось сил. Вернувшись домой заполночь, она положила перед Сергеем на стол несколько писем и взяла одно из них.
«Я наконец-то нашел тебя, — прочитала она вслух, — я приезжал к тебе домой и встретился с твоим мужем. Прости меня за такой немужской поступок. Он рассказал мне, что у вас две дочери. Прости, Ольга, это уже похоже на навязчивую мысль… Но неужели нам больше не суждено встретиться? Я буду писать тебе, пока ты не ответишь, что всё кончено. Пишу тебе свой Московский адрес, если вдруг…»
Ольга измученно поглядела на своего супруга, которому всегда верила беспрекословно. «Что же ты наделал…» — говорил её взгляд. Сергей, отвернувшись от Ольги, курил толстую сигарету.
— Серёжа, так нельзя… — начала Ольга.
— Можно, Оля. Можно. Хотя бы потому, что я твой супруг, — он поднялся со стула и жестоко на неё посмотрел.
— То есть и ты, и мама? – до женщины, кажется, стал доходить смысл всего сумасшествия.
— Да, она рассказала мне, что он писал с самого начала, но она хотела тебе другого будущего, — Сергей снова смутился, осознав, что виноват.
— Серёжа, — Оля закрыла лицо руками, — да я бы никогда на свете… не ушла бы от тебя, от дочек, от нас. Но неужели я была недостойна правды? — женщина горько заплакала. Сергей выбросил сигарету и ушёл в спальню.
На следующий день Ольга отправилась по тому адресу, что был написан на конверте. Позвонила в дверь и стала ждать, точно судного часа. Дверь ей открыла молодая девушка и скромно поздоровалась.
— Добрый день. Здесь живет, — она запнулась, — должен жить Владимир Никифоров, — Ольгу трясло от страха.
— Здравствуйте. Я – Маша, я тут просто снимаю, — улыбнулась девушка приветливо и встряхнула рыжими прядями.
— Ах, — Ольга с облегчением вздохнула, — а… хозяева?
— Ой, они редко приезжают, они в Крыму живут, Ольга Владимировна, могу телефон её оставить, — затараторила девушка и протянула Ольге листок с телефонным номером. Могу я позвонить сейчас, если хотите.
Ольга, точно самую большую ценность на свете, сжимала в руках маленький листочек. Отрицательно мотнув головой, она помахала девушке и стала спускаться по лестнице. Эту ночь она провела в родительском доме, который после всего пережитого стал для неё неродным. Но к супругу идти не было сил. На следующий день она отправилась в аэропорт – с минимумом вещей и тревожными мыслями. Ольге Владимировне она так и не позвонила.
Родной город встретил её, как чужака… На вишневых деревьях уже распускались бутоны, и весь её поселок был залит невообразимым ароматом. «Совсем как тогда», — вспомнила Ольга. По номеру телефона она позвонила уже оттуда.
— Мне нужно увидеться с вами, — сказала Ольга веселой женщине, которая взяла трубку.
— Ммм… — ответили протяжно на другом конце, — если вы по поводу аренды домика, то с июня только сдаем.
— Нет, — засмеялась Ольга нервно, — я… я по поводу Владимира Никифорова.
— Папы? – девушка удивилась. И назвала адрес. Ольга впервые за столько лет ступила на знакомую улицу. Теперь здесь все по-другому, только старая яблоня все ещё цвела в теперь уже не её саду.
Легкое платье Ольги Владимировны не скрывало её округлые бедра и приятную женственную фигуру. На вид ей было лет тридцать, и она была непередаваемо похожа на своего отца – белоснежная улыбка и серые, глубокие глаза.
Ольга поздоровалась с хозяйкой и вошла внутрь. Не в силах сдержать слёз, она провела рукой по стене дома, который был совсем иным, и, казалось, больше не хранил отголоски её юности.
— Да что с вами такое? Вы знали моего отца? – Ольга Владимировна взяла Ольгу за плечи.
Ольга только развела руками и села на диван, спрятав в ладонях свои глаза. Проплакавшись, она взяла из рук Ольги Владимировны стакан воды и сделала два жадных неосторожных глотка, разлив половину на свое платье.
— Знала? – переспросила она.
— Папы нет уже два года, — Ольга Владимировна посмотрела на фотографию, висящую на стене, — инфаркт. Сказал мне напоследок – живи здесь теперь, это твой дом. Я из Москвы и перебралась сюда насовсем. А он, как на пенсию вышел, не только летом здесь жил, но и весь год, — молодая девушка тоже вытерла проступившие слезы, — простите, а Вы? Работали вместе? Или… — Ольга Владимировна нахмурилась.
— Наверное, «или», — бесцветным голосом ответила Ольга, — я жила тут раньше. Мы с Владимиром в молодости знакомы были, как-то судьба развела, — она вздохнула, — думала, вот увидеться. А его нет, значит. Вообще нет? – Ольга умоляюще посмотрела на девушку. Та стояла молча и вдруг опустилась перед ней, заглянув в глаза.
— Вы – Оля? – девушка изумленно протянула руку и коснулась её волос, — так это правда? О Боже… Почему?!
— Я не знаю, — заплакала Ольга, — я ничего не знала, ничего, ничего, — девушка обняла Ольгу и прижала к себе. Женщина едва могла говорить, капля за каплей вываливая на девушку все, что было в её жизни.
— Боже мой, — повторила Ольга Владимировна, — какие же сволочи… Простите. И хранили их? Зачем? Ведь лучше было бы вообще не знать. Отец мне столько рассказывал, из-за этого с матерью ссорились они всегда. Из-за писем, из-за дома этого, развелись потом.
Он ездил даже с мужем Вашим виделся, но с Вами не смог. Думал, что вы не хотите. Я вообще считала, что это больная фантазия его, если бы не фотокарточка одна. Сейчас, — и Ольга Владимировна вытащила из комода выцветший снимок, на котором моряк обнимал молодую красавицу, — точно Вы, — воскликнула она, — ведь точно! Он знал, что Вы вернетесь.
И дом мне наказал не продавать никогда. Да я и не хочу, мне и тут хорошо. Детишкам раздолье, — она погладила свой едва заметный живот, — назовем в честь деда. А во дворе Петька бегает. Ольга, — она снова обняла женщину, — оставайтесь здесь, сколько хотите. У нас много места.
— Спасибо, — Ольга погладила девушку по руке, — думаю, что я не смогу.
Она вышла на набережную, и холодный морской воздух ударил ей в лицо. Закрыв глаза, она позволила ещё ледяному солнцу обжечь мало-мальским теплом свое изможденное тело.
Вместе со слезами, с этой фотокарточкой, со старой яблоней, с вестью о смерти Владимира сорвался с её души огромный неподъемный ледник. Сорвался и рухнул куда-то на дно Черного моря. И эта любовь теперь не закончится никогда.
Текст Анна Шишкина
